Как заниматься тайцзицюань?

9 декабря 2019

Часть I. Как заниматься Тайцзицюань?

Я все больше убеждаюсь в том, что очень большой, если не главной, трудностью в постижении тайцзицюань является непонимание последовательности шагов и самого смысла занятий в усвоении этого крайне тонкого искусства. В вопросах духовного совершенствования мы вообще обречены блуждать в темном лесу, ведь мы имеем дело с реальностью, которую невозможно ни перевести в «объективные понятия», ни описать, ни даже обозначить. Почему? Потому что речь идет о самом изначальном, безусловном в нашем бытии – о том, что предшествует или, лучше сказать, предвосхищает наш опытный мир. Эта реальность – сила творческих метаморфоз мироздания, просто: животворение живого (шэн-щэн生生). Китайская мудрость стоит на инстинктивном, совершенно целомудренном доверии к благу и силе жизни, как младенец безотчетно доверяет матери, еще не зная ни облика ее, ни имени. Истоку жизни можно только «следовать», о нем можно только намекнуть посредством разного рода иносказаний – сравнений, метафор, символов и т.п. Здесь приходится «молча идти наощупь», как говаривал еще Конфуций. Все дело в том, что наш опыт включает в себя наряду с актуальной данностью, миром понятого и понятного, еще и бездну виртуальной реальности, чего-то еще только грядущего, неизведанного. Обойти эту бездну, отвернуться от нее нельзя. Самая неотъемлемая часть нашего существования есть как раз то, чем мы не можем владеть: бесконечность, прикровенно присутствующая, смутно узреваемая в конечности личного опыта. Как раз об этом первичном факте соотнесенности «поименованного» и «безымянного» говорится в 1-ой главе «Дао-Дэ цзина». И пусть древние римляне утверждали: «кто ясно мыслит, ясно излагает». Лао-цзы мог бы ответить им: «А кто неясно мыслит, неясно излагает».

Тайцзицюань – это путь опознания нашей бесконечности. Цель практики тайцзи, по словам некоторых ее мастеров, состоит в том, чтобы постичь в жизни (уже даже неважно чьей) полноту ее родового бытия, замысловато определяемую как «энергетическая конфигурация пустотно-отсутствующего» 虛無之氣勢. Избавлю читателя от разговора о том, как «конфигурация энергии» соотносится с «пустотой и отсутствием». Во всяком случае, когда китайские учителя говорят о ценности «не-деяния» 無為, «не-мышления» 無心, «не-я» 無我и т.д. они имеют в виду именно этот мельчайший зазор между наличным и возможным, предвосхищением и опытом; зазор как простор трансцендирования. «Бессмертья, может быть, залог…».

Как узнать незнаемое? «Пойти туда, не знаю куда»? Вот здесь и требуется знающий учитель. Старые мастера единодушно называют такого наставника совершенно необходимым условием успеха в занятиях тайцзицюань. Настоящий учитель уже имеет опыт открытия упомянутого просвета бытия и способен вести к нему других. Отношения между учителем и учеником носят в высшем смысле интимный характер, но не в смысле личного доверия, а вследствие того, что они затрагивают те глубины опыта, которые непроницаемы для рефлексии и умственного анализа и составляют наше глубочайшее естество. Эта непреложная правда жизни открывается со спонтанностью сновидения. В ней «дышит почва и судьба».

В канонах тайцзицюань тоже встречается совет «в молчании познавать наощупь», но он касается высоких ступеней мастерства. А для начала, по-моему, можно и нужно разумно организовать свои занятия. В своих суждениях я буду опираться в основном на собственный опыт, не обходя, конечно, вниманием мнение известных мастеров.

 

В недавно вышедшей и во многом необычной по своей тональности и содержанию книге Дэн Вэньпина, знатока тайцзицюань стиля Ян, автор утверждает, что, по его наблюдениям, 98% любителей тайцзицюань занимаются безрезультатно, а из оставшихся 2% половина имеет хороший результат, а другая половина – дурной. Себя Дэн Вэньпин в скандальном по традиционным понятиям, но, видимо, уже допустимом в современном Китае полуироническом тоне причисляет к последней категории. К суждениям Дэна я еще вернусь, а пока поспешу заметить, что дело не просто в занятиях, а в их качестве (хотя, пожалуй, оно в конечном счете и есть выражение личности: le style c’est l’homme). Только тот добьется успеха в тайцзицюань, кто сможет реально совместить свои занятия с самой жизнью или, точнее сказать, чистым переживанием жизни. Заниматься урывками и тем более имитировать занятие (а это большая и почти незаметная для новичка опасность) бесполезно и бессмысленно. Но и усердие само по себе не гарантирует успеха, а «усердие не по разуму» гарантированно приведет к неудаче. Ведь, как говорил еще Лао-цзы, нам нужно не научиться чему-то, а… разучиться всему, не сделать какой-то предмет, а, так сказать, разделать его. Тут по-русски есть поучительная игра слов: «разделывая» себя в моменте прозрения, сознание утверждает свою подлинность: оно за-раз делает себя! И при этом становится заразительным, проницает весь мир. Короче, заниматься надо «с умом». Тайцзицюанисты говорят, что их практика на три части состоит из упражнений, а на семь частей – из понимания[2]. Можно встретить и противопоставление терминов «тренировка» ;練и «совершенствование»煉 , которые обозначаются сходными по написанию и звучанию, но имеющими разные ключи иероглифами. Согласно одному разъяснению, «когда мы не тренируемся, мы совершенствуемся».

Успех в таком случае не может быть «заработан», он приходит незаметно в момент, когда все «оставляется» и, следовательно, остается себе. Но для этого нужно найти смысл в постоянном претворении базовых принципов тайцзицюань, что предполагает ясное знание этих принципов и их реального эффекта. Вот тут и начинаются действительные трудности. Ибо новичок просто не замечает тех мельчайших, первоначальных движений души, которые определяют его представление о себе и, соответственно, его характер, вкусы, интересы и проч. На самом деле в каждый момент жизни мы исподволь выбираем, пойдем ли мы в рай или в ад. Так, по-моему, нужно понимать заповедь: «кто не со мной, тот против меня». (Ибо, как хотел сказать Достоевский своей «Легендой о Великом Инквизиторе», можно быть против Христа, считая себя верующим.) Более того, как гласит древняя поговорка, дорога в ад выложена благими желаниями. Почему? Потому что неспособность прозреть изначальное в своем опыте и, как следствие, непонимание смысла духовного подвижничества побуждает ученика подменять отсутствие подлинного блага личной блажью или, как гласит китайская поговорка, «рисуя змею, добавлять к ней ноги». Тот, кто не понимает, что усвоение тайцзицюань имеют целью постижение внутреннего, обязательно обратит внимание на внешнее и соблазнится им. В таком случае он будет руководствоваться абстрактными идеями, искать в своих занятиях чисто эстетические или практические (рукопашный бой) ценности и, конечно, будет постоянно искать противника, ведь он не имеет внутренних критериев оценки своего мастерства. А мастер, как напоминает Пушкин, сам является лучшим судьей себе.

Тот, кто слеп к «внутренней работе», неизбежно обставит свои движения разными «рюшечками и бантиками» и будет нарциссически наслаждаться их внешней красивостью. Или будет ценить только «реальный бой», пока не станет калекой. Что не так с таким человеком? Он усваивает себе – на первых порах почти бессознательно – определенный самообраз, некую самость, по сути, иллюзорную (православные исихасты называли ее «прилогом»). И этот «прилог», как паразит на здоровом теле, начинает расти, усиливаться, захватывать все новые области жизни. Одним словом, самость становится привычкой. А ее «носитель» (очень подходящее здесь слово) уже думает не о том, как надо, а как удобно делать в угоду своему любовно выращенному эго. Принципом его жизни становится не бдение, не блюдение подлинного в себе, а развлечение, на чем и стоит современная цивилизация. Подобно человеку, преследуемому болями в теле, такой учащийся вечно ищет наиболее комфортное для себя положение, но его комфорт всегда относителен, никогда не приносит ему покоя, и он ищет спасения в разнообразии поз: сейчас нагнулись, потом попрыгали, потом покружились под ритмичную, убаюкивающую музыку… В этом поверхностном разнообразии нет внутренней преемственности и цельности, только череда сбивчивых и потому бессмысленных движений. Превыше всего, в нем человек не имеет центра тяжести в себе, но вечно мечется и не находит равновесия между взглядом вовне и вовнутрь, внешним и внутренним мирами. А ведь главный принцип тайцзицюань, запечатленный в первой же фразе канона тайцзи гласит, что «все движения должны быть словно нанизаны на одну нить», все они воплощают «единую истину», так что в этой практике, «постигнув одно, постигнешь все» 一通百通. Мастер тайцзицюань тем и отличается от ученика, что, как столпник, безупречно хранит «центрированную устойчивость» в себе. А судьба уступившего соблазнам себялюбия незавидна: за год-два в нем окончательно укоренятся соответствующие привычки, и тогда вернуть его на истинный путь будет практически невозможно. Более того, неправильные занятия сулят ему болезни. Известно, что неправильная медитация порождает различные неврозы, так называемую «чаньскую болезнь». Но и среди любителей боевых искусств я знавал людей, которые по той же причине попадали в больницу с тяжелым поражением внутренних органов.

Итак, трудность претворения «праведного Пути» состоит в том, что мы должны вернуться к состоянию, когда еще нет нашего «я», и чутко отслеживать момент зарождения в нас эгоистических импульсов. Это «небесная работа» или «божья искра» в нас. Мы можем гораздо больше, чем предполагаем. А на первых порах достаточно только «бдить», сознавать, по совету Лао-цзы, свою «первоначальную ошибку». В последние столетия китайской истории внимательное слежение за своим духовным состоянием и пресечение субъективных побуждений стало среди ученых людей Китая настоящей страстью. Моральный идеал той эпохи требовал от подвижников Дао освобождаться от корыстных намерений «прежде, чем они проявятся в сознании»! Таков культурный контекст, в котором вызревала традиция тайцзицюань. Это требование означало предельную открытость сознания бытию, способность вместить в себя мир и оттого чутко «соответствовать» всем метаморфозам жизни. Речь идет о состоянии, когда есть только безупречное соответствие (т.е. различие без противостояния), но нет того, кто соответствует. Между тем субъективность в нашем существовании неустранима. Личность и, шире, человеческая социальность в конечном счете являются плодом нелегкого компромисса между требованиями привычки и потребностью в свободе – «небесным» началом в нашей природе. И то, и другое обладает качеством спонтанности (в привычке иллюзорной), что затрудняет их размежевание. Не имея возможности подробно разъяснить этот тезис, замечу только, что для японских авторов характерно как раз смешение двух этих форм автоматизма (назовем их условно психофизическим и психодуховным) в понятии комплекса нормативных движений (ката 形). Японцы склонны абсолютизировать значение ката как своего рода импринтинга, «впечатывания» высших состояний духа в движения физического тела. Это, конечно, верно, когда импульс движений исходит из «небесной» или даже, как говорили в Китае, «прежденебесной» 先天, по сути, сверхэмпирической реальности. Но этот импульс подвержен забвению и может быть подменен «посленебесным», эмпирическим бытием индивидуальной личности с его параллелизмом субъективной воли и физического тела (что и составляет пространство западной философии). В таком случае духовное подвижничество низводится до общепонятных школьных прописей и… становится непонятным! Недаром многие японские мастера борьбы утверждают, что смысл ката был утерян и видят в них не более чем разминочные упражнения (подход не чуждый и любителям тайцзицюань на Западе). В Китае, напротив, всегда подчеркивалось превосходство «бесформенного» над формой (термин ката и означает «форма», причем именно статичная). Здесь китайские мастера применяют все ту же формулу: семь к трем. А смысл совершенствования в тайцзицюань заключается в раз-делке предметности опыта.

В свете сказанного вопросы о том, сколько времени, чем и в каком порядке надо ежедневно заниматься, способны вызвать у опытного тайцзицюаниста только улыбку. Занимайтесь как-угодно и чем-угодно без всяких формальностей, просто в охотку (Полное отсутствие солдатской дисциплины и вообще формального коллективизма в китайских школах «внутренних» боевых искусств разительно отличает их от японских нравов.) Главное – чувствовать, «держать» внутреннее и не впадать в механическое повторение, не нарабатывать себе привычку. А одно мгновение само-оставления искупает вечность. Оно всегда приходит как прерывание длительности, втягивающее все глубже, все сокровеннее в «жизненный порыв». Постепенно понимаешь, что истинная жизнь – неизмеримо выше жизни. Вот почему «где опасность – там спасение». Оттого же тайцзицюань – истинно воинское искусство. Ведь оно дарит полноту жизни, устраняя частные и иллюзорные представления о ней. Впрочем, в истории, как водится, не было недостатка в любителях опошлить эту истину.

 

Часть II. «Устойчивость в центрированности»

 

Как начинающему идти к вершинам мастерства в тайцзицюань?

Традиционные наставления поначалу кажутся туманными, часто загадочными и притом не обещают быстрого успеха даже по сравнению с другими «внутренними» школами боевых искусств. Популярная поговорка гласит: «занимаясь по школе синьи, за год научишься смертельному удару; занимаясь тайцзи, десять лет не выходи из дома». Мастер стиля Ян, ученик Ли Ясюаня Чжан Ицзин, пишет: «В тайцзицюань в отличие от внешних школ боевых искусств применяется не жесткая физическая сила (ли), а внутренняя, мягкая сила-цзинь, которая происходит из одухотворенной чувствительности всего тела. Овладеть ею в течение 8-10 лет в дружеских занятиях «толкающих рук» (туйшоу) и применять ее совершенно естественно и незаметно – дело непростое. Кто достиг этого уровня, может быть учителем»[1].

«Внутренняя сила», о которой упоминает Чжан Ицзин, предполагает отказ от физических усилий и пребывание в потоке так называемой «воли» (и 意) – некоего осознанного, но почти не поддающегося определению динамизма жизни. Именно от этого, как говорят китайцы, «внутреннего» или «телесного сознавания» или просто «знания» 内悟, 體悟 ,身知 а не от копирования внешних движений нужно идти в изучении тайцзицюань. Первое требование на этом пути – осознать, что «все тело проникнуто пустотой» 全身透空 (таково общее правило медитативного состояния в азиатских религиях). Пустота в данном случае есть не мертвое ничто, а реальность динамическая, т.е. событие, превращение и, следовательно, прежде всего – момент самоустранения. Поэтому в текстах старых школ боевых искусств часто встречается выражение «пустота в пустоте, дыра в дыре»空空洞洞. Пока я думаю, что мой кулак пуст, я, конечно, не причастен к подлинной пустоте. (Это касается и других ключевых понятий тайцзицюань: расслабления, воли, покоя и проч.) Чтобы сделать себя «пустым», нужно отстраниться от всякой предметности опыта и знания и «отсутствовать» как раз в точке физического контакта согласно классической формуле: «рука – не рука, в каждом месте рука» 手無手處處是手.

Речь идет о раскрытии врожденной каждому некой внутренней, телесной интуиции. Не будем забывать, что в китайской традиции практикующий духовно-соматическое совершенствование уподоблялся «слепцу, идущему без посоха». Такой человек должен именно слушать, чуять момент и «узнавать наощупь». Его отказ от внешнего наблюдения сулит ему (скажем пока так) способность проникать в то, что находится за пределами видимого и слышимого.

И вот вторая важная характеристика означенной пустоты: последняя равнозначна, в сущности, предельной цельности, родовой полноте существования. Отсутствуя в себе, мы вмещаем в себя мир. «Пустотное» или, вернее, непрерывно опустошаемое тело начинено безмерной мощью самого бытия, в нем «собран крепкий дух». Из предельной мягкости самоуступления исходит несокрушимая, всепроницающая сила.

Приобрести за короткое время навык «самоопустошения», внимания к отсутствующему и тем более «натренировать» его невозможно, ведь он полностью противоречит привычкам нарциссического «я», взращиваемого обществом. Эти привычки – плод подражания и рефлексии, вообще отношения к другим и к себе как вещи. Они учат себялюбию, двуличию, обману, жестокости. Ими рождены все наши душевные патологии. Единственный способ добиться прогресса в тайцзицюань – постепенно, шаг за шагом устранять разрыв между духом и телом, сознанием и действием, покоем и движением в практике бдения или, как еще говорили в Китае, «одухотворенном переживании» 靈感.

Жизнь без конвенционального «я» не означает, повторю еще раз, растворения в холодной бездне ничто. Полностью сохраняется и, более того, благодаря освобождению от привязанности к внешнему миру резко проясняется внутреннее сознавание. Ведь пустота есть, в сущности, чистое, беспредметное соотношение, предельно малая дистанция, вмещающая в себя мир. В этом смысле она есть условие всякого сознавания. Оставляя себя и все в мире, мы оставляем все и вся себе. Недаром Конфуций признал своим жизненным идеалом в буквальном смысле «любовь к себе» 自愛. А Лао-цзы утверждал, что доверить власть над миром можно только тому, кто умеет ценить себя (букв. «свое тело»).

Поскольку суть тайцзицюань – внутреннее просветление, попытки современных китайских чиновников от спорта облегчить жизнь новичкам (а заодно отнять часть авторитета у старых мастеров) посредством создания так называемых «упрощенных комплексов» тайцзицюань ничего не решают и даже вредны. Дело ведь не в количестве движений и поз, а в том, как их выполнять (само это слово, впрочем, здесь не очень уместно, ибо в тайцзицюань нет актера, что-то исполняющего). Есть основания полагать также, что традиционные комплексы хранят в себе некую неопределимую полноту практики, которая является условием мастерства, тогда как нынешние укороченные комплексы да еще с измененным порядком фигур заведомо предоставляют меньше возможностей для достижения этой внутренней полноты опыта (суждение, основанное скорее на интуиции, чем на объективных данных, но разделяемое всеми известными мне мастерами)[2]. Некоторые учащиеся пытаются идти непосредственно от практики рукопашного боя в надежде, что удар сам собой подведет их к истине. По этой причине они занимаются сразу несколькими стилями ушу. Авторитетные мастера не рекомендуют ни того, ни другого: приоритет в тайцзицюань безоговорочно отдается духовному состоянию или, конкретнее, действию «воли»: «применяй волю, а не физическую силу» 用意不用力, – гласит первое правило тайцзицюань. Действие воли – всецело внутреннее и спонтанное, оно несовместимо с каким-либо намерением или расчетом. Согласно канону тайцзицюань, «воля ведет жизненную силу» (ци 氣), причем тело уподобляется «жемчужине с множеством извивов, где нет ни малейшего места, куда бы не проникало (ци)». Из действия ци проистекают физические движения. Последние, таким образом, суть только, как говорил Г. Сковорода, «зерцаловидные тени» сокровенного импульса, и самостоятельного значения не имеют. По словам известного мастера Сунь Лутана, «в кулачном искусстве заимствуются (借)[3] физические формы, но не используется физическая сила».

И все-таки имеются надежные способы проверить, насколько эффективно мы занимаемся.

Начинать нужно с усвоения статической стойки или, по-другому, правил «столбового стояния» 站庄. Эти правила подробно описаны в моей книге о тайцзицюань. Их смысл – достижение «устойчивости в центрированности» (возможно и обратное чтение: «центрированность в устойчивости») 中定. Проблема в том, что для начинающего эти правила непонятны и обременительны, поскольку, как я уже говорил, противоречат нашим привычкам – этим натруженным мозолям социализации. Наибольшую трудность представляет правильное положение копчика, которое должно быть «центрированным и прямым» 中正. Почти у всех он отставлен назад – еще один не самый привлекательный результат жизни в обществе. Кроме того, точное выполнение правил стойки задействует мышцы совершенно иным и во многом не совпадающим с привычным способом. От правильных занятий на первых порах болят бедра и икры. А новичку хочется поскорее «перейти к делу», начать двигаться, да еще и применять боевые приемы. Переходить к движениям, не усвоив статической позы, – это, наверное, самая большая опасность в занятиях тайцзицюань. Тут как нигде нужен наставник, который может заставить начинающего найти смысл в «стоянии столбом». Строго говоря, даже он не может сделать за ученика его внутреннюю работу: «молча познавать наощупь»墨試捶模. Но не все так безнадежно. Не зря сказано, что спасение приходит там, где опасность. Это спасение приносит внезапное ощущение действия ци, которое открывается нам в моменты реального расслабления равнозначного пику духовной чувствительности. Добиться этого можно, лишь старательно выполняя все правила, и главное, безупречно держа вертикальную ось (первое условие центрированности), добиваясь ощущения, что ноги погружаются в землю «на три вершка», а темя устремлено к небесам. Раз ощутив действие «энергии», нужно зафиксировать для себя этот опыт и понемногу осваивать, обживать его. Задача для прилежного ученика вполне посильная.

Центрированность есть то, что можно назвать «корнем» нашей жизни. В ней мы прозреваем исток нашего опыта и открываемся всем метаморфозам бытия, оставаясь предельно целостными и собранными внутри. Но главное, мы достигаем посредством нее абсолютного покоя, который есть семя всех движений. Поистине, безупречно двигаться будет только тот, кто умеет покоиться (аналогичным образом, лучше всех говорит тот, кто умеет молчать). Только из сокровенной центрированности, согласно древнему канону «Центрированность в обыденном» 中庸, выходит «согласие» вещей, доступное наблюдению. Другое классическое описание центрированности имеется в медицинском каноне Китая, где о нем сказано так: «проницать Небо и Землю, держать в руке Инь и Ян, дышать одухотворенным ци, стоять одиноко и оберегать дух, мыщцы и ткани тела – как одно». Цель «стояния столбом» – достичь предельного расслабления тела, что обеспечивает свободную циркуляцию крови и жизненной энергии в организме. Одновременно воля и дух достигают предельной сосредоточенности.

При точно выверенной центрированности тело кажется почти невесомым, «пустотным», как если бы мы находились в воде (еще один традиционный образ). Фиксацию отдельных аспектов жизненного динамизма не нужно путать с предметностью состояния или опыта. Центрированность – реальность динамическая, ускользающая. Она требует от учащегося «быть как будто расслабленным, а не расслабленным» 似鬆非鬆, держать рот и глаза «как будто открытыми, а не открытыми», «как будто касаться, а не касаться» и т.д. Тут требуется не сознание чего-то, а именно чистая сознательность, внутренняя просветленность духа.

Поскольку центрированность – это не субстанция или сущность, а гармоническое всеединство бытия, она не может быть предметом объективного знания, ей можно только следовать. Удержание центрированности предполагает безупречно точное чувство момента и размеренности движений. Важно отличать центрированность от вертикальной оси тела и тем более его центра тяжести. Центрированность – реальность динамическая, ускользающая, включающая в себе виртуальное измерение, ведь ее достигают благодаря «самоопустошению». Центр тяжести – вещь косная, и он проявляется там, где есть конфронтация. Очень точное, хотя и несколько загадочно-парадоксальное определение центрированности принадлежит Чжэн Маньцину, который назвал ее «устойчивостью, не поддающегося фиксации» 定無所定. Речь идет о некоем динамическом равновесии всех жизненных сил. Чувство центрированности или, можно сказать, «текущего момента» позволяет чувствовать «срединную точку» в противнике и воздействовать на нее без физических усилий. Но чтобы достичь этой способности, нужно уметь открываться противнику, принимать его и в этом смысле – любить его. «Любить ближнего» и «врага» как раз означает чувствовать центрированность других, ведь речь идет о пространстве, в котором нет физического расстояния, и импульс силы передается мгновенно.

Отдельный вопрос: как заниматься столбовым стоянием? В некоторых «внутренних стилях» ушу, например, в школе Дачэнцюань大成拳 , требуется практиковать стояние столбом без ограничений, лучше всего по 8-10 часов в день. Однако мастера тайцзицюань в подавляющем большинстве такого требования не выдвигают и часто вообще не акцентируют эту практику. Например, мастер школы У 武 У Вэньхань советует ограничиться получасом, после чего уделить некоторое время ходьбе. Эти упражнения можно заменить стоянием в той или иной нормативной фигуре в течение 10 мин.[4]. Учитель Линь Алун тоже не считает, что статичные стойки нужно практиковать отдельно. Причина в том, что вся практика тайцзицюань есть претворение принципов «устойчивости в центрированности» и блюдения покоя в движении. Разделение статики и динамики способствует и разделенности в сознании (а «царство разделенное» не устоит!). Кроме того, неправильное выполнение столбового стояния вызывает напряжение в бедрах и особенно коленях.

 

 

Часть III. Движение в тайцзицюань

 

В классических текстах тайцзицюань сказано: «в покое соединяется, в движении разделяется» 靜則和,動則分. Это означает, что между движением и покоем имеется некая скрытая преемственность и, более того, одним проясняется, поверяется другое. Подлинный смысл покоя – в движении, а смысл движения – в покое. Важное достоинство занятий тайцзицюань заключается в том, что его различные аспекты определяют, развивают друг друга, а вся практика тайцзицюань поверяется жизнью, тогда как ценность самой жизни опознается благодаря тайцзицюань.

Автор Meng Kit

Глубинная, динамическая по природе преемственность движения и покоя позволяет трактовать первое как перемещение веса, т.е. плавный, лишенный разрывов и скачком перенос веса с одной ноги на другую, сопровождаемого четкой фиксацией «пустых» и «наполненных», иньских и янских (пассивных и активных) аспектов телесной динамики. Для этого нужно, во-первых, научиться полностью принимать вес тела на одну ногу и при этом расслаблять ее, как бы позволяя тяжести тела стекать в землю. Благодаря расслаблению, которое освобождает сознание от предметности и потому высвобождает весь его, так сказать, потенциал сознательности, физическая сила преображается в упомянутую выше «внутреннюю» или «духовную» силу, причем последняя действует только при наличии своего рода одухотворенной чувствительности. Каждый шаг воспроизводит стояние столбом, этот перпендикуляр небесного бытия на земной плоскости, так что во всех переменах поз претворяется «одна истина» 一理. Во-вторых, нужно уметь, выставляя ногу вперед, раскрывать таз, что делает шаг весомым, наполненным силой. В-третьих, нужно правильно перемещать переднюю ногу.

Держание вертикальной оси, скручивание и перемещение – три аспекта стереометрии тайцзицюань, присутствующие в каждом движении и составляющие определенную иерархию, где вертикали принадлежит первенство. Только совместное действие всех трех осей или сфер тайцзи (верх-низ, правое-левое, перед-зад) позволяет применять внутреннюю силу-цзинь. Кроме того, внешнее движение проистекает из внутреннего динамизма «воли» и ци, что, собственно, и выражено в правиле: «применяй волю, а не силу». Еще одно важное правило гласит: «первым движется копчик» 尾椎始動. Это означает, что в свете духовной чувствительности импульс движения исходит из «источника жизни» в теле, каковым являются почки. Со временем мастер тайцзицюань развивает в себе чувство «шарика тайцзи» в низу живота, вращение которого определяет вектор выброса «духовной силы».

В теле, которое представляет собой ничто иное, как складки тканей, ци, согласно классической формуле, «движется изгибами», т.е. посредством скручивания и раскручивания, ее путь может быть лишь намечен пунктиром. Другими словами, оно одновременно присутствует и отсутствует, движется и покоится. Соответственно, внешние движения осуществляются по спиралевидной траектории и в каждый момент наполнены покоем и усилием расслабления. Вес перемещается от пятки задней ноги к носку другой и тем же способом назад. Сознание чутко отслеживает местонахождение веса тела.

Нужно понять, что моменты углубления, ухода вовнутрь и вниз этой спирали тайцзи (моменты «складывания», чжэде 折疊 или «точки опускания», лодянь 落點) только и позволяют осознать действие силы-цзинь. Каждое движение начинается как бы с «затакта», противоположно направленного (таково же правило движения кисти в китайской каллиграфии). В то же время нужно позволить каждому движению естественным образом исчерпать себя и дать проявиться импульсу нового, обратного движения. Сила-цзинь действует только в момент пика сознательного расслабления, и надо уметь дать ей проявиться. Ни в коем случае нельзя торопить или формировать ее действие. Классическая формула гласит: «соответствуй сущему в таковости существования». «Соответствие сущему» здесь означает умение дать претвориться мощи жизни в нас, не пытаясь действовать самочинно. Расчеты соотношения веса на разных ногах не столь существенны. Гораздо важнее учиться расслаблять ногу, находящуюся под весом.

 

Существует определенная последовательность в разучивании модусов движения. Сначала нужно учиться растягиваться, и, только овладев этой фазой, нужно начинать учиться сжатию в растянутости, т.е. внутреннему сосредоточению, погружению в глубину сознания в моменты смены вектора движения. Только так учащийся может понять условия генерирования «внутренней» силы-цзинь 勁, которая в моменты полного «сброса» веса в землю и переноса веса как бы отдается, становится ощутимой в задней части головы (что соответствует формуле «в пустотной одухотворенности сила вверху» 虛靈頂勁 или «в пустоте сила возводится к макушке» 虛領頂勁). В них говорится:

В текстах семьи Ян есть попытка описать описать соотношение внутреннего и внешнего движений. В них говорится: «невозможно познать корень наших движений, не вникая в исток нашего сознания и чувствования… При внутреннем движении мы обладаем сознательностью, а при внешнем движении мы обладаем чувствительностью. Без внутреннего движения нет и чувствительности, без внешнего движения нет и сознательности. Когда внутреннее движение достигает предела, оно переходит в движение внешнее. Когда чувствительность обретает полноту, появляется сознательность. Внешнее движение и сознательность усвоить легко. Внутреннее движение и чувствительность усвоить трудно».

Итак, внешние движения в тайцзицюань не имеют самостоятельного значения. Они – только условия повышения духовной сосредоточенности, и их уподобляют «теням» внутреннего состояния. Их настоящая ценность в том, что они дают возможность «свернуться», войти в себя, что невозможно, если мы сначала не растянемся, не раскроемся (это прямо засвидетельствовано в классических текстах тайцзицюань). Учение есть, как говорили старые мастера, «прикосновение к тени учителя». Мастер воздействует, как считалось в Китае, «образом жизненной силы»; его присутствие безотчетно выправляет внутреннее состояние и обостряет чувствительность именно потому, что дух и тело в практике тайцзицюань неразделимы. И чем яснее мы сознаем нереальность внешних форм, тем сильнее ощущаем воздействие внутренней «прямоты» мастера.

В западной литературе можно встретить дикую мысль о том, что исполнение комплексов нормативных движений якобы не имеет отношение к боевому применению тайцзицюань. На самом деле исполнение нормативных «фигур» (их нормативность, впрочем, не формальная, а чисто внутренняя) есть самый эффективный и, в сущности, единственно возможный способ овладеть боевым потенциалом тайцзицюань, который определяется не «приемами борьбы», а уровнем одухотворенной чувствительности. Здесь действует все та же парадоксальная логика Великого Пути: чтобы приобрести, нужно все оставить; явит себя миру тот, кто сокроет себя, и т.д.

Поясним чуть подробнее правила переноса веса с одной ноги на другую. Это делается по спиралевидной траектории, напоминающей S-образную линию в центре эмблемы Великого Предела, от пятки задней ноги в носку передней и обратно в том же порядке. Точка, принимающая вес тела, есть также точка расслабления. Чтобы научиться расслабляться под весом, – а это и есть главный «секрет» тайцзицюань – требуется время. Поэтому старые учителя очень медленно расширяли репертуар разучиваемых движений. Опять-таки главный враг здесь – поверхностный «ум-обезьяна», судящий со стороны, и «воля-лошадь», неудержимо влекущая учащегося вперед к сияющим вершинам мастерства, не давая ему пройти путь ступенька за ступенькой. Но невозможно взобраться на вершину пирамиды, пытаясь перепрыгнуть сразу через несколько ступеней.

Соблюдение этих базовых правил тайцзицюань должно сопровождаться постепенным освоением чередования вдоха и выдоха, где на первых порах вдоху в основном соответствует фаза «растяжения» (кай 開), а выдоху – «сжатие» (хэ 合). Растяжение и сжатие относятся к первичной, вертикальной оси Великого Предела: первое предполагает как бы вытягивание позвоночника (у мастеров даже физически наблюдаемое) и соответствует «рассеиванию», второе не имеет видимых признаков и соответствует полному «оставлению», как бы спонтанному отпусканию натянутой тетивы лука. Этому ритму соответствует цикл «накопления» (стадия «растяжения») и «выброса» (стадия «сжатия») силы-цзинь. Подобно моторчику, подкачивающему надувные фигуры на современных праздниках, он дает импульс для приращения «внутренней силы». Включать цикл «растяжения-сжатия» необходимо постепенно, уже имея ясное сознание соотношения «пустых» и «наполненных», янских и иньских мест в жизненном пространстве тела.

Описанные циклы знаменуют, в сущности, взаимопроникновение движения и покоя, благодаря чему, как уже говорилось, одно может корректировать другое, и эта непрерывно утончающаяся игра оппозиций ведет ко все большей просветленности сознания.

Это «внутреннее достижение» (нэй гун 內功), составляющее подлинный смысл исполнения нормативных комплексов, обычно определяется как «питание жизни» или жизненной силы. Оно и составляет основу практики тайцзицюань. Ее главная цель – достижение гармонически-цельного состояния, в котором, по определению мастера Ван Юнцюаня, сердце пусто, воля чиста, и поэтому «обретается подлинное». В тексте, приписываемом полулегендарному основоположнику тайцзицюань Чжан Саньфэну, об этом сказано так:

«Постигающие тайцзицюань созидают основу Дао. В обретении Дао главное – питание сердца и упокоение природы, собирание энергии и сосредоточение духа. Если сердце не может быть покойным, природа взбаламутится. Если энергия не будет собрана, дух придет в смятение. Когда сердце и природа не в согласии, энергия и дух не сходятся, то все тело с его четырьмя конечностями и сотней энергетических меридианов омертвеет. И тогда даже правильное исполнение фигур не даст результата».

Автор: Владимир Малявин.

Перейти на его сайт: Тайцзицюань.